Мне часто приходиться спорить с друзьями и знакомыми по поводу моих взглядов на науку – что она есть лишь обман, самообман человека. Мне приводят многие доводы и факты, но когда они кончаются, в упрёк многими ставится лишь один вопрос – кто я, собственно говоря, чтобы критиковать науку, и к тому же, ещё в неё и не верить?

До недавнего времени мне приходилось прикрываться лишь двумя философами. Первый из них Сократ, который говорил, что он знает лишь то, что ничего не знает. (для справки – само высказывание появилось ранее Сократа, и гласило «Я знаю, что ничего не знаю», но в последствии софисты приводили такие доводы: знание того, что ты ничего не знаешь, уже есть знание, а посему ты просто врёшь, когда говоришь, что ничего не знаешь; потому Сократ использовал уже такую форму) Это высказывание я и использовал.

Вторым моим защитником был, до этого времени, был Рене Декарт, который говорил, что во всём нужно сомневаться, что я и делал.

Тут мен говорили, что так то оно так, но никто из «великих философов» (тут я, пожалуй, промолчу) не смел сомневаться в науке. И ранее я не мог этого оспорить. Вся моя беда в том, что я лишь изучаю философию, и потому порой не могу привести некоторые факты, ведь я их не знаю.

Но недавно ко мне в руки попала книга Фридриха Ницше «Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм» - удивительная книга, скажу я вам. И вот, во время её прочтения, оказалось, что я нашёл себе ещё одного соратника. Буквально первая глава книги оканчивается такими словами:

"А сама наука, наша наука, - что означает вообще всякая наука, рассматриваемая как симптом жизни? К чему, хуже того, откуда - всякая наука? Не есть ли научность только страх и увертка от пессимизма? Тонкая самооборона против - истины? И, говоря морально, нечто вроде трусости и лживости? Говоря неморально, хитрость? О Сократ, Сократ, не в этом ли, пожалуй, и была твоя тайна? О таинственный ироник, может быть, в этом и была твоя - ирония?"

Мой слог, конечно же, уступает слогу Ницше, да и мне до него ещё пройти длинный путь, но я позволю себе провести некую параллель между тем, что писал я и Ницше. Сразу же Ницше признаёт, что наука есть проблема. Он пишет:

«То, что мне тогда пришлось схватить, нечто страшное и опасное, - проблема рогатая, не то чтобы непременно бык, но во всяком случае новая проблема; теперь бы я сказал, что это была проблема самой науки - наука, впервые понятая как проблема, как нечто достойное вопроса».

Меня удивило так же то, что у нас проявились несколько общие подходы к тому, как же увидеть, разглядеть проблему. Я писал, что наука, как и религия, представляет целостную систему лишь внутри себя и для разрушения её нужно просто нечто извне, нечто новое и другое. Ницше же по этому поводу пишет:

«…ибо проблема науки не может быть познана на почве науки… которому не стала более чуждой и та задача, к решению которой впервые приступила эта дерзкая книга, - взглянуть на науку под углом зрения художника, на искусство же - под углом зрения жизни...»

То есть я, ровно как и Фридрих Ницше предполагал, что нужно нечто другое. Но если я предлагал создать это иное, то Ницше пошёл по более простому и вероятно правильному пути – посмотреть на науку с точки зрения художника – что может быть проще и гениальнее?
Потом, после долгих объяснений и путей было написано следующее:

«Поэтому Лессинг, честнейший из теоретических людей, и решился сказать, что его более занимает искание истины, чем она сама, и тем, к величайшему изумлению и даже гневу научных людей, выдал основную тайну науки.»

Вот откуда берутся все неточности научных знаний, все погрешности и горы самых законов. Ведь по легенде вся суть алхимии, как науки, была записана на гранях алмаза и называлась Алмазной Скрижалью – не так много, не правда ли?

Ницше также и описал конец науки и учёных, к которому они явно рано или похдно придут:

«И вот наука, гонимая вперед своею мощной мечтой, спешит неудержимо к собственным границам - здесь-то и терпит крушение ее, скрытый в существе логики, оптимизм. Ибо окружность науки имеет бесконечно много точек, и в то время, когда совершенно еще нельзя предвидеть, каким путем когда-либо ее круг мог бы быть окончательно измерен, благородный и одаренный человек еще до середины своего существования неизбежно наталкивается на такие пограничные точки окружности и с них вперяет взор в неуяснимое. Когда он здесь, к ужасу своему, видит, что логика у этих границ свертывается в кольцо и в конце концов впивается в свой собственный хвост, тогда прорывается новая форма познания - трагическое познание, которое, чтобы быть вообще выносимым, нуждается в защите и целебном средстве искусства».

Вот и выходит, что я был не так уж и неправ. Любой, кого заинтересовала данная статья – просто прочтите Ницше, там вы найдёте ещё много чего интересного и нового. Моя задача лишь показать и описать проблему. То, как её решить для себя индивидуальное дело каждого.